XII
Несмотря на то, что Галимэ ушла к своим родителям, в наш дом не возвратилась счастливая жизнь. Хоть и не было, как в те дни, поминутной тревоги, но несколько раз на день нам приходилось слышать о Галимэ, мои родители часто заглядывали в дом дяди Фахри и делили с ними их печаль.
Нам тоже пришлось выслушать много неприятного из-за того, что Галимэ скрывалась у нас и мои родители душевно приняли ее и открыто защищали, после того как она была схвачена с Закиром и их с вымазанными сажей лицами водили по деревне. За то, что мои родители дали убежище опозоренной и защищали ее, к нам перестали было ходить знакомые. Но через несколько дней они стали появляться один за другим, а со временем к нам зачастили и те, кто прежде и вовсе не бывал у нас.
Многие из этих людей и не думали разделить наше горе, их просто разбирало любопытство; хотелось поглядеть, как мы себя чувствуем, переживая такое злосчастье, что думаем, и узнать, не собирается ли наша «опозоренная» Галимэ показаться на глаза односельчанам.
Кроме того, они назойливо лезли к нам с деревенскими сплетнями. Среди заходивших к нам были и такие, кто, пользуясь моментом и мягкосердечием попавших в беду людей, оставались у нас гостить; для них несколько раз на день кипятили самовар. От этих людей мы узнали о положении Закира и его родителей.
О Закире говорили разное. Говорили, что родители Закира якобы стыдились публичного позора сына, которого водили по улицам с лицом, вымазанным сажей, но большую часть вины сваливали на дядю Фахри, тетю Хамидэ и Галимэ, утверждая, что «для молодого человека это не так зазорно — он пошел потому, что его позвали, а старикам нужно было присматривать за дочерью».
Что касается Закира, то он после позорного наказания по шариату переночевал дома, а наутро, встав раньше других, куда-то ушел. Об исчезновении Закира высказывались разные предположения.
Одни говорили:
— Стыдясь показываться людям на глаза, он уехал куда-то наниматься на работу… Он вернется не скоро. Как можно выдержать такой позор?
Другие уверяли:
— В тот день он был избит и изрядно покалечен. Он поехал в город, к доктору, чтобы лечить раны на голове. Такие раны не скоро залечишь.
Третьи добавляли:
— Нет, совсем не так. Он уехал, чтобы подать в суд на тех, кто задержал их, избил и, исполняя волю шариата, водил по улице с вымазанными сажей лицами.
Оказывается, закон запрещает избивать юношу и девушку, запрещает мазать лица сажей и публично глумиться над ними. На тех, кто задержал Галимэ и Закира, кто нанес им побои, и на хазрете, по чьей воле их водили по улицам, лежит большая вина.
Народ дивился не тому, что Закир поехал к врачу, а тому, что парень, совершив столь тяжкий проступок, осмелился подать жалобу в суд на хазрета и своих односельчан.
Передавали, что, уезжая, Закир якобы пригрозил: «Я сгною их в тюрьме! В этой местности нельзя применять веления шариата, здесь есть закон. По закону не полагается наносить побои парню и девушке, с которой он гуляет, и водить их на посрамление… Наши враги сами попадут в капкан».
Об этом родители Закира рассказали своим знакомым и при этом будто бы прибавили: «Наш Закир не оставит их в покое, уж он заставит их сунуть обе ноги в одно голенище — им и податься будет некуда. Сейчас они нас опозорили, но мы еще увидим их позор!»
Люди, приходившие к нам, смотрели на это по-разному.
— А ведь верно, — говорили одни: — зачем их задерживать, избивать и водить по улицам? Это совсем неразумное дело… В молодости всяко бывает… С самого начала не следовало раздувать дело…
Другие возражали:
— Нет, неверно это. Нельзя винить хазрета за то, что он выполнил веление шариата. Парень зря хлопочет. Ничего у него не выйдет. Закон и религия заодно. Наверное, и законом запрещено совершать плохие поступки.
— Не следовало подавать в суд на хазрета, — убежденно говорили защитники муллы и тех, кто избил Галимэ и Закира.
Естественно, что мои родители выступали против таких рассуждений, они считали хлопоты Закира справедливыми.
— Никто из нас не белее молока и не чище воды, — резонно замечали они. — Разве за то, что люди разговаривали друг с другом, следовало их так позорить?
Таким образом, в нашем доме ежедневно велись разговоры о Галимэ и Закире, но никто ИЗ горячо споривших людей и не подумал о том, что теперь никакие слова уже не могли помочь Галимэ…